[q3223322w]

название: "you don't know me".
автор: хильд.
персонажи: алексис / райан.
рейтинг: NC-17.
жанр: ангст, драма.
ворнинг: секс с несовершеннолетними, мастурбация. не бечено. то есть, где-то у меня был беченый вариант, но найти не могу. так что как есть.
коммент: no comments.

- Я не собираюсь с тобой спорить.
- А я собираюсь! Не хочу, чтобы моя дочь возилась с трупами. Да, я старался свыкнуться с твоим решением, но, прости, не могу.
- А я-то наивно полагала, что мы уже всё уладили.
- Я тоже так думал. Но… передумал, – Касл говорит неуверенно и совсем по-детски.
- Па, ты же понимаешь, что я не могу изменить своего решения?
- Понимаю, - печально вздыхает он. – Прекрасно понимаю. Но, я же мог хотя бы понадеяться?
- Папа, - улыбается Алексис и нежно обнимает его, – ради тебя я готова на многое. Вообще-то на всё, если быть точной, и если уж для тебя это так важно, то…
- Проклятье! – ругается Касл. – Это нечестно! Ты заставляешь меня быть плохим парнем. Но не плохим классным парнем, а просто… плохим.
- В этом и состоял план, - хитро щурится Алексис.
- Хорошо. Пусть будет по-твоему.
- Ты злишься?
- Детка, я никогда не мог на тебя злиться.
***
Самое главное - всегда держать марку. Сохранять лицо. Не подавать вида, что тебе тяжело, трудно, до чёртиков страшно.
Лэйни классная, весёлая и такая милая. И вообще всё было здорово, пока не дошло до практики. Одно дело быть на месте преступления, где толпа коронеров, детективов и просто зевак. И совсем другое – остаться одной, в окружении ледяных кафельных стен и холодильников с выпотрошенными телами.
«Ну, вот первый день и закончен, а он всегда самый тяжёлый», - успокаивает себя Алексис, медленно и чуть брезгливо вдыхая в коридоре холодный воздух прозекторской, пока нервно пытается попасть в рукав плаща. В следующий раз будет легче. Она привыкнет. Со временем.
- Ты в порядке?
Знакомый мужской голос.
- Мистер Райан?
- О Господи, - кривится он, - это одна из самых ужасных вещей, что я слышал за последнее время. А ведь я работаю в отделе убийств.
- Детектив? – делает ещё одну попытку Алексис.
- Нет, - качает головой Райан, – так не пойдёт. Раз уж мы, считай, коллеги, то и обращайся ко мне соответственно. Просто Райан. Или Кевин, если хочешь.
- Хорошо, - она слабо улыбается, секунду думает и выбирает то, что ей больше нравится, – Райан. А что вы здесь делаете? Я думала, ваша смена кончилась.
- Мне нужен отчёт о вскрытии. Он готов?
- Эмм… да. На столе у Лэйни, – осторожно отвечает Алексис. – Она ещё работает, можете его забрать прямо сейчас.
Он внимательно смотрит на неё, а потом кивает и проходит мимо. И только когда скрывается за дверью, Алексис облегчённо вздыхает. Не заметил.
Дурацкий плащ. Да что не так с этими рукавами?
Быстрее на выход - в спасительную темноту. Всё сейчас лучше, чем проникающий под кожу холод мертвецкой. Она согреется в такси. С надоедливым живым водителем, который будет болтать без умолку всю дорогу.
После ледяного безмолвия ночная улица обрушивается мириадами звуков, огней и запахов. И первыми тяжёлыми каплями. Ну конечно, дождь – вполне достойное завершение этого дня. И как назло, ни одного такси. И зонт остался дома. А волосы уже почти намокли и тонкими змеями начинают липнуть к лицу и обвивать шею.
- Подвезти? – Слышится из подъехавшей машины.
Алексис уже хочет грубо отшить нахала, но замечает полицейскую сирену на крыше и знак NYPD на дверце. Наклоняется, чтобы лучше разглядеть водителя.
- Мист… Райан?
- Садись скорее, а то совсем промокнешь, – безапелляционно командует он. И как тут можно спорить? - Такси будешь ждать долго, а мне совесть не позволяет оставить девушку мокнуть под дождём.
Девушку? Приятно слышать. В конце концов, ей уже восемнадцать. И совершенно точно надоело, что при всей ответственности и серьёзности её продолжают воспринимать как ребёнка.
Кожа сиденья чуть скользкая и прохладная на ощупь, однако внутри тепло и уютно. Дождь идёт всё сильнее, и вот уже капли выбивают по стеклу барабанную дробь. Дороги почти не видно, но Райан уверенно ведёт машину сквозь поток других авто в центре Нью-Йорка. Сразу видно – опытный водитель и хорошо знает город. Кажется, что пальцы чуть касаются руля, однако при этом легко справляются с управлением.
- Я не помешала? – робко спрашивает Алексис, чтобы хоть как-то нарушить создавшуюся тишину.
Райан молчит. Они сейчас на светофоре, и сквозь размытое стекло проникает красный свет. Долгие тягучие секунды он скользит по сосредоточенному лицу детектива неестественным отблеском, пока не начинает мигать и не переключается на жёлтый. Райан выжимает сцепление, и автомобиль с рёвом стартует, заставляя крепче вжаться в сиденье.
Пока Алексис приходит в себя, машина снова останавливается, но теперь уже в знакомом месте. Всего-то нужно пробежать пару метров по тротуару – и вот он дом, милый дом.
- Когда я закончил полицейскую академию, меня отправили на дежурства патрульным, - внезапно говорит Райан, глядя перед собой. – Многие годами несут свою службу и занимаются только мелкими происшествиями. А мы с напарником в самом начале стажировки поехали на обыкновенный вызов, а попали в перестрелку. Напоролись на банду. Я тогда первый раз стрелял в человека.
Алексис замирает от неожиданности. Она не знает, что ответить, и просто молчит, слушая тишину и шум дождя. А потом решается и спрашивает, хотя понимает, что ответ ей известен:
- Вы его убили?
Райан переводит на неё взгляд и в этот момент замечает, что её тонкий плащ насквозь промок, а рыжие волосы потемнели от воды и свернулись на спине и ключицах тугими влажными волнами. А потом коротко кивает.
Она всё понимает. Но не может поблагодарить, чтобы не открыть своей слабости. Поэтому просто выходит из машины под проливной дождь.
***
- Мужик, ну просто детский сад какой-то!
- Йоу, брат, ты не знаешь Лэйни. Она может быть очень злой и мстительной.
- Ты её боишься.
- Неее, ты что! Я спецназовец, снайпер, я прошёл Ирак и… Да. Я её боюсь.
Райан с усмешкой качает головой, но всё же сгребает бумаги со стола.
- Так ты сходишь к ней? - радостно спрашивает Эспозито. – Не забудь отчёт!
Но Райан уже на полпути к лифту и не отвечает ему, а лишь машет в знак согласия кипой бумаг.
Двери закрываются с металлическим скрежетом, оставляя его во временном одиночестве. Райан прикрывает глаза и глубоко вздыхает. Всё это так некстати. Ссора Эспо и Лэйни. Из-за их дурацких разборок Райану теперь приходится чаще наведываться в морг. А это неправильно, что он видит её так часто. С каждым разом всё тяжелее контролировать свои мысли.
Резкий звонок, лифт останавливается. Вот и вотчина судмедэкспертов.
Лэйни в белом халате и перчатках как всегда занята какими-то исследованиями: время от времени отрываясь от микроскопа, делает пометки в журнале. Услышав шаги Райана, она поднимает голову и смотрит:
- Тебе не кажется, что ты как-то зачастил к нам?
- А ты не рада меня видеть? – бравирует он, но на самом деле знает, что она абсолютно права, хотя и думает совсем не о той причине.
- Я не об этом, – и выгнув идеально прорисованную бровь, Лэйни саркастично говорит: – Эспо настолько трусит?
- Как девчонка, - театрально закатывает глаза Райан и ухмыляется. – Отчёт у тебя?
Лэйни удовлетворённо улыбается и снова возвращается к работе:
- Бумаги оставь на столе, а отчёт возьми у Алексис. Она в моём кабинете.
Неужели он думал, что всё будет так легко?
Райан проходит мимо Лэйни и идёт дальше по узкому коридору, пока не оказывается перед матовой стеклянной дверью. Секунду нерешительно переминается с ноги на ногу, а потом стучит. Немного громче, чем следовало бы.
Никакого ответа.
Он облегчённо вздыхает и резко тянет ручку на себя, но на самом пороге вдруг сталкивается с Алексис. От неожиданности она вскрикивает и резко дёргается в сторону, и, чтобы спасти её от неминуемого падения, ему приходится поддержать её за талию. Она испуганно дышит, а потом резко вскидывает взгляд на Райана.
Она настолько близко, что он может разглядеть каждую её ресницу и увидеть, что глаза у неё цвета полуденного летнего неба. Алексис узнаёт его, и её лицо тут же освещает улыбка. Только она умеет так улыбаться – открыто, чисто, искренне, от всей души. Как ребёнок.
Ребёнок.
Райан до боли сжимает челюсти и резко отстраняется. В этот момент оба замечают, что её ладони всё это время были прижаты к его груди. Отведя взгляд в сторону, он медленно, успокаивающим движением, выпускает ее из объятий. Как будто пытается убедить их обоих, что всё нормально, ничего не произошло. Ничего никогда не происходило.
Алексис делает шаг назад, безвольно опускает руки, скользя ладонями по шёлку его неизменного жилета. Пальцы случайно задевают ряд пуговиц, и раздаётся почти незаметный щёлкающий звук, когда она проводит по ним ногтями.
- Извини, я не хотел тебя пугать.
Алексис отворачивается к стопке бумаг на столе и как-то долго возится с ними. Потом немного глухо отвечает:
- Ничего страшного. Я в порядке. - Затем поворачивается и протягивает тонкую папку:
- Вы за этим приходили?
Райан, мазнув невидящим взглядом по номеру дела и, нервно кашлянув, отвечает:
- Да, только за этим.
Алексис пожимает плечами, потом начинает безразлично перекладывать документы. Райан понимает, что нужно уходить, берётся за ручку двери, когда неожиданно произносит:
- Я ещё хотел узнать, как ты.
Она не поднимает глаза, однако рука, сжимающая лист бумаги, в эту секунду застывает над столом.
- Наверно, за это время уже привыкла к нашим порядкам и… обстановке?
- Да, - тихо отвечает Алексис, - я привыкла. Даже больше, - и пронзительно смотрит на Райана, - за время стажировки я поняла, что есть в этой работе то, что мне действительно нравится.
Он нервно сглатывает и пытается дружелюбно улыбнуться, но он сейчас слишком на взводе, чтобы что-то изображать. Поэтому просто коротко прощается и уходит.
Райан злится на себя, на свою несдержанность. Ему не следует не то что разговаривать с ней, даже просто видеть. Это был последний раз, больше он не пойдет на поводу у Эспозито.
И тут же понимает, что это ложь. Здесь нет виновных, он сам, сам находит любую причину, ищет самый мелкий повод и любое оправдание, чтобы лишний раз прийти сюда. И он единственный, кто может всё это закончить.
Нужно переключиться, думать о другом, например, о скорой свадьбе с Дженни. О том, как это будет правильно.
Он приходит в себя уже на выходе от резкого окрика Лэйни:
- Райан! Постой. Там одного заключения не хватает, я его только пару часов как доделала.
Вернувшись назад, автоматически протягивает папку Лэйни. Она открывает её, вкладывает лист и собирается было отдать назад, но хмурится, словно что-то её смущает, и снова просматривает документы.
- Ты вообще смотришь, что берёшь? Тут половина файлов идут за другим номером. Наверно, они у меня на столе перепутались. Вернись и возьми нужные, а эти оставь, я сама потом разберусь, откуда они выпали.
Хуже не придумаешь: снова вернуться туда. И он обречённо плетётся назад, но на этот раз стучать не стал.
Он только что думал - хуже быть не может?
Алексис стоит около окна и всхлипывает, вытирает кончиками пальцев заплаканные глаза, но предательские слёзы опять подступают, оставляя на лице мокрые дорожки, при этом она даже не пытается убрать упавшие на лицо рыжие пряди, которые, как показалось Райану, буквально пылают огнём в свете заходящего солнца. Услышав сухой щелчок закрываемой двери, она вздрагивает и оборачивается.
Райан чувствует, как его безжалостно бьют под дых. Или скорее перемалывают грудину.
Все его клятвы и обещания не стоят ничего. Ровным счётом ничего.
Неожиданно он понимает, что стоит буквально в паре шагов от неё. Последние капли самообладания уходят на вежливое:
- Что случилось?
Алексис испуганно смотрит на него и тихо шепчет:
- Я… нет… Ничего. Не важно, – и судорожно вздыхает.
Ещё одна слеза катится вниз, и в этот момент он бессилен что-либо с собой поделать. Рука сама тянется, и Райан касается пальцами щеки Алексис, вытирая солёную влагу. Она часто моргает ресницами и шумно всхлипывает.
Райан маниакально повторяет про себя как мантру «я должен её утешить, только утешить», когда она вдруг доверчиво подаётся к нему и обхватывает торс руками, пряча лицо на груди. Что ж, вот вам и живое олицетворение того, что называется «плакаться в жилетку».
Он неловко гладит онемевшей рукой вздрагивающую спину, а другой - придерживает за плечи, когда, словно в наказание за грехи, запутывается в её волосах. И, к своему ужасу, позволяет себе то, о чём мечтал с первого момента как увидел Алексис.
Он наклоняется чуть ближе и с наслаждением погружается в золото волос. Закрывает глаза, пока пальцы скользят и ласкают такие податливые пряди, и с каким-то остервенением вдыхает её аромат, наслаждаясь этой ломкой близостью.
Она совершенно восхитительно пахнет спелой клубникой и сладкими обещаниями.
В этот момент Алексис вздрагивает, коротко вздыхает и, не разжимая рук, медленно поднимает заплаканные глаза на Райана.
Слишком близко.
И уже поздно.
Он медленно наклоняется к ней, превозмогая себя, все свои устои и принципы. Расстояние, разделявшее их, с каждой секундой неумолимо сокращается, а Райан смотрит на Алексис и в последней отчаянной попытке спастись, умоляет взглядом продающего душу: «Давай! Ну сделай же что-нибудь! Останови меня!». Но она только закрывает глаза и хрипло стонет, когда его губы прикасаются к ней.
Боже всемогущий, какая же она сладкая на вкус! Так сложно не торопиться, не испугать, сдерживаться. Прикасаться со всей осторожностью, на какую только способен. Деликатно, нежно, ласково…
Резкий звук заставляет их вздрогнуть. Телефон Алексис надсадно трезвонит на поверхности стола, а на дисплее высвечивается имя абонента. Райан видит его, и это словно ледяной душ. И пока Алексис нервно хватает телефон, пытаясь ответить, Райан… просто уходит. Закрывает за собой дверь и уже в коридоре слышит обвинительное «папа, я в порядке».
Неправда. Она не в порядке.
Как во сне он идёт вперёд, не замечая ничего вокруг. И только когда толстые железные двери подъёмника закрываются, он со жгучей ненавистью бьёт по ним, сдирая кожу на костяшках.
Он только что пытался соблазнить восемнадцатилетнюю дочь своего друга.
Виновен. По всем статьям виновен.
Твою мать.
Твою грёбаную мать.
***
- Милый, как ты думаешь, какие тарелки лучше? Эти, с голубым? Или вот эти, с золотой каймой? Мне бы хотелось, чтобы на свадьбе всё сочеталось, - весело щебечет Дженни, порхая по магазину свадебных товаров.
- Эмм… Как скажешь, дорогая, – бормочет стандартную формулу семейного счастья Райан.
- Ты меня слушаешь?
- Со всем возможным вниманием, - правдоподобно лжёт он.
Этот ответ вполне удовлетворяет Дженни, и она снова отправляется в путешествие вдоль витрин, пока Райан стоит, прислонившись к стене, и рассеянно потирает переносицу. Мелькает мысль: интересно, имел бы для Алексис такое же стратегически важное значение цвет тарелок?
Звонит телефон. О Боже, неужели всевышний смилостивился над ним? В надежде, что это как минимум убийство, Райан берёт трубку. Дженни смотрит на него издалека и по выражению лица всё понимает:
- Это действительно очень важно?
Он только кивает, затем коротко целует её и в спешке уходит. Машина припаркована рядом (аллилуйя, полицейский жетон!), и Райан обессилено падает на водительское сиденье. Он только что солгал своей невесте. Нет никакого убийства, сейчас в участке затишье, это звонил Эспозито сказать, что на свадьбе он будет плюс один. Но нужно быть идиотом, чтобы не воспользоваться представившейся возможностью и не сбежать из этого ада для мужчин.
Ко всему прочему теперь у него свободный вечер. Хм, на что он мог бы его потратить?
«Да ты прекрасно знаешь на что», - вкрадчиво шепчут с левого плеча. И перед глазами мгновенно возникает череда ярких образов, настойчиво царапающих в стенки сознания шорохом когтистых крыльев. Он зажмуривает глаза и закрывает лицо руками, впиваясь пальцами в кожу так, как будто они в состоянии проникнуть под плоть и извлечь отравляющие мысли из его головы.
Иногда ты понимаешь, что физическая боль бывает не просто нужна - необходима.
Да к чёрту!
Райан решительно жмёт на газ, резко направляя машину в ленивый и неспешный поток других авто. Ему проще, можно не церемониться, у него на это есть официальное разрешение полицейского департамента города Нью-Йорк. Он спешит, ведёт быстро и жёстко, но привычка действовать по правилам и в соответствии с уставом берёт своё. Он сбавляет темп и сбрасывает скорость. Что проку? Всё равно торопиться некуда.
Пытаясь отрешиться от всего, медленно и бессмысленно кружит по улицам в надежде на какую-то подсказку свыше, которая поможет ему разобраться. Краем глаза фиксирует Irish Pub на потёртой вывеске и понимает - вот она цель, достигнута. Ему неизвестно это место, но он решительно толкает тяжёлую обшарпанную деревянную дверь и входит.
Внушительных размеров пожилой бармен спокойно смотрит на него, оценивает и тут же достаёт из-под полы бутылку Jameson и стопку. Райан подходит ближе, садится за стойку и устало смотрит перед собой. Бармен снова окидывает его профессиональным взглядом, молча убирает стопку, а на её место ставит широкий массивный стакан с толстым дном и наливает двойную порцию. Оставляет бутылку и отворачивается, дальше занимаясь своими делами.
Райан берёт стакан и несколько секунд бессознательно крутит его в пальцах, потом опрокидывает и выпивает содержимое одним махом. Алкоголь напалмом жжёт слизистую, вызывая спазм и заставляя часто и глубоко дышать. Но это именно то, что нужно. Райан наливает снова, и с каким-то садистским удовольствием всё повторяет. Затем снимает пиджак и закатывает до локтя рукава безупречно выглаженной рубашки.
Вечер будет долгим.
***
Ночной воздух обволакивает, утешает, украдкой пробирается под кожу и холодит разгорячённое алкоголем нутро. Хотя Райан уверен – он не настолько пьян. Ирландца просто так не возьмёшь, и уж точно не жалкими несколькими шотами. Он всегда умел пить, и даже когда в совместном загуле задиристый Эспо и остальные ребята надирались в хлам, Райан умудрялся сохранять трезвость рассудка и весьма гордился этим.
Улица на удивление пуста для города, который никогда не спит, несколько одиноких прохожих не в счёт. Наверно, торопятся после работы домой, к своим семьям.
Ещё немного, и он станет одним из них. Позабудет, каково это, после очередного дня, полного насилия, людской лжи или неопознанных трупов, бросить всё. Пойти в бар, как сегодня, и забыться наедине с бутылкой или уехать из участка, куда глаза глядят, и вернуться под утро. Или просто прийти в свою квартиру, выключить свет и сидеть в полной темноте, слушая шёпот окружающих его призраков, которых с каждым днём становится всё больше.
Удивительно, как люди воспринимают друг друга. Дают однозначные заключения и вешают ярлыки. Могут говорить с тобой, улыбаться и не понимать, что в данный момент внутри ты умираешь. Потому что вот уже столько времени, быть может, вечность, ощущаешь себя несчастнейшим человеком на земле. Но кому какая разница?
Каждый, кто знает Райана, охарактеризует его как доброго, отзывчивого, правильного. Любой на вопрос о нём ответит: «О, это тот милый парень!» А ему кажется, что, если кто-нибудь еще раз поблизости произнесет «Милый Райан», то он не сдержится и вобьет этому человеку в глотку: «Вы! Не! Знаете! Меня!»
Однако он понимает, что не сделает этого. Потому что давно привык справляться.
Держать марку, сохранять лицо, не показывать вида…
Райан раздражённо пинает неподатливую входную дверь и с усилием поворачивает ключ. И тут же вспоминает, что эти неудобства ненадолго. Скоро он переедет отсюда в новый дом. В новую, красивую, спокойную, правильную жизнь. С Дженни. И почему-то раздражения как ни бывало. Он аккуратно закрывает за собой дверь и проходит внутрь. Не включая света, он ему не нужен. За годы проживания здесь он изучил квартиру вдоль и поперёк, да к тому же не особо занимался её обустройством. Полупустая гостиная встречает его тишиной, ночной прохладой и блёклым светом луны, пробивающейся сквозь высокие зашторенные окна. Райан включает ночник, который освещает комнату мягким рассеянным светом и направляется к потёртому кожаному дивану, на который с удовольствием падает. Пиджак летит в соседнее кресло и только сейчас Райан обращает внимание, что тот совершенно помят и потерял вид. «Да плевать!», безразлично говорит он про себя, закладывает руки за голову, закрывает глаза и устало вытягивается на диване.
Его клонит в сон, и он действительно почти засыпает, когда раздаётся слабый стук в дверь. Райан хмурится, теряясь в догадках, кто бы это мог быть. Из всех возможных вариантов – только Эспо. Райан медленно поднимается с дивана и не спеша идёт к двери, собираясь высказать напарнику, что он думает о поздних визитах. Открывает её.
- Алексис? – поражённо говорит он.
Она выглядит так, как будто только что услышала «какого чёрта ты тут делаешь?». Явно смущена, однако тут же упрямо вздёргивает подбородок и спокойно говорит:
- Я понимаю, что всё это весьма неожиданно. Но нам нужно поговорить.
«Нет-нет, только не приглашай её!»
- Да, конечно. Заходи.
- Да какого хрена ты творишь? - пытается вразумить его внутренний голос, но уже слишком поздно. Она проходит мимо, чуть задев его в узком проходе плечом и обдав дразнящим ягодным запахом, на который сердце реагирует участившимся рваным ритмом. Какое-то время она оглядывается: смотрит на диван, но остаётся на месте. Райан всё ещё стоит около двери и только сейчас имеет возможность рассмотреть Алексис.
Она явно готовилась к этой встрече. На ней персикового цвета лёгкое шифоновое платье, стянутое тонким ремнём на талии, и туфли на высоком каблуке, удлиняющие и так стройные ноги. Рыжие волосы гладко зачёсаны и стянуты на затылке в тугой хвост.
С этой причёской она выглядит немного агрессивно. И совсем по-взрослому.
Как будто это его оправдывает…
Он решает быть ответственным и предусмотрительно спрашивает:
- Алексис, твой отец знает, что ты здесь?
Она смотрит холодно и немного свысока и внезапно говорит, полностью игнорируя его вопрос:
- Скажите мне честно - между нами что-то есть?
А ведь он знал, что тот поцелуй ему с рук не сойдёт, знал, что последствия будут, однако не ожидал расплаты. По крайней мере, так скоро. Он понимает, что загнан в угол и лихорадочно пытается подобрать подходящие слова, но вместо этого неуверенно шепчет:
- Мы не можем обсуждать это.
- Почему? – серьёзно спрашивает она.
- Потому что... По ряду причин.
- Потому что мне восемнадцать? Потому что вы друг моего отца? Потому что на пятнадцать лет меня старше? Потому, что вы полицейский, «служить и защищать» и всё такое? Потому что у вас скоро свадьба? – забрасывает она Райана вопросами, каждый раз подходя на шаг ближе. – Какую причину я упустила?
- Хватило бы и одной, – мрачно говорит он, глядя в пол.
- Но… если отбросить их, если не брать в расчёт, если бы были только вы и я? Просто два человека. Мы могли бы… попробовать?
Райан благодарит Бога за то, что Алексис не может читать его мысли. Потому что с того момента как он всё понял, не было и дня, чтобы он не думал об этом. Но он должен взять вину на себя, поэтому пожимает плечами и как можно безразличней произносит:
- Что проку думать о возможности, которой нет, и не будет? У нас есть то, что есть. Семья, близкие, ответственность перед ними, - он пытается выглядеть спокойным и убедительным. – И к тому же, мы не из тех людей, кто может с ними так поступить.
Алексис сужает глаза и резко произносит:
- Да что вы знаете обо мне? Как можете судить? – продолжает она, незаметно приближаясь. – Все считают меня ребёнком. Всем хочется думать, что я слишком молода, слишком наивна. Я только и слышу «о, да, Алексис такая милая!». А мне кажется, если я услышу это ещё раз, меня стошнит.
Она говорит жёстко и хлёстко, безжалостно бросая в него словами. Куда делась та девочка, которую все знают? Сейчас в её движениях и выражении лица есть что-то хищное, но так она выглядит только привлекательней. Словно в страшном сне Райан чувствует медленно наливающуюся тяжесть в паху и понимает, что бессилен что-либо с этим поделать.
Какого хрена, почему всё должно было случиться именно сегодня, когда алкоголь в крови ослабляет самоконтроль?
Алексис совсем рядом. Подбирается к нему.
- А я ведь просто женщина. Со своими эмоциями, желаниями, – она опускает взгляд на его губы, – потребностями. Я достаточно взрослая для того, чтобы быть вполне уверенной в том, что чувствую. Что хочу делать. А вы знаете, чего хотите?
Она преодолевает последние сантиметры, разделявшие их, и прижимается к нему всем телом. Ощущает животом его возбуждение и счастливо улыбается. Словно малышка, наконец-то получившая долгожданную игрушку. Райан чувствует себя последним ублюдком, но не отстраняется. Смотрит на неё затравленным взглядом и понимает, что именно эта внешняя невинность в сочетании с внутренней зрелостью так соблазняет и привлекает его. Он знает, что должен что-то предпринять, должен взять себя в руки и оттолкнуть её, но не в силах этого сделать. И мысли о том, что в таком случае может последовать, вселяют в него панику.
Удивительно, но неопытная Алексис ловит его страх так же чётко, как акула запах крови. Она мгновенно ощущает, что Райан беспомощен, и понимает, что сейчас у неё есть реальный шанс попытаться.
Её лицо в нескольких сантиметрах, он чувствует кожей её тёплое дыхание и уже почти готов к поцелую, однако она не торопится. Обхватывает пальцами его плечи, опускается ниже, по смятым рукавам некогда безупречной рубашки, по обнажённым предплечьям и, наконец, берёт его ладонь. А потом подносит к губам и целует. Нежно и доверчиво.
Как будто лёгкие вывернули наизнанку, столь сильное ощущение вызывает эта трогательная ласка. Он дышит тяжело и часто, хватая ртом воздух. Алексис смелеет. Короткими поцелуями движется вверх, вдоль вен, проводит по ним губами и останавливается на запястье. Райану кажется, что по бешеному биению пульса она читает его сердце, и на короткие мгновения она действительно замирает, прикрыв глаза и словно отрешившись от всего, что её окружает. Он заворожен этим моментом нежности, и кажется, что худшее уже позади: Алексис отодвигается в сторону...
Для того чтобы направить его руку вниз.
Он чувствует давление её ладони, но не сопротивляется, а она продолжает тянуть его уверенно и настойчиво, до тех пор, пока Райан не прикасается к её животу. И вот уже пальцы сами начинают спускаться всё ниже и ниже, и даже под тонкой тканью Райан ощущает мягкость и карамельную сладость кожи. Он уверен, на вкус она там именно такая, стоит только попробовать, и в воображении тут же проносится череда соблазнительных образов, заставляя плоть напрячься ещё сильнее, хотя ему казалось, что это уже невозможно. Алексис с тихим стоном выдыхает и в ожидании блаженно прикрывает глаза. Он не останавливается: дразняще медленно запускает руку ей под юбку, проводит по внутренней поверхности бедра, и это движение вызывает у Алексис новый стон, заставляя чуть шире раздвинуть ноги.
Последние остатки воли покидают Райана, и с хриплым звуком, похожим на рычание, он хватает, до треска сжимает в кулаке невесомую ткань и буквально впечатывает Алексис в стену, наваливаясь всем телом.
Так легче контролировать движение.
Трогать там, где хочется.
Знать, что теперь ничто этому не помешает.
Вырез платья не достаточно велик, но Райан настойчиво тянет его вниз, обнажая плечи. Он знает, что может позволить себе намного больше, перейти грань, но предпочитает действовать постепенно: взять за руку, невзначай провести ладонью по ключице, как бы случайно задеть шею. Сначала он касается её легко, словно лаская, но потом неторопливо усиливает нажим, обвивая пальцами горло. Алексис смотрит ему в глаза и судорожно сглатывает, но судя по её влажному взгляду и безумному биению крови в сонной артерии, она отнюдь не испугана.
Она возбуждена.
Ему всегда казалось, что окажись она рядом, будь доступна, он схватил бы её и целовал, целовал тысячи и тысячи раз. Не останавливаясь, не отрываясь, не дыша. Но сейчас, сейчас он понимает, что высшее наслаждение это смотреть. Не просто трогать, а наблюдать, замечать в её глазах мгновенный отклик на каждое его движение, каждое прикосновение. Видеть, как она дрожит от страха, нетерпения, желания, предвкушения. Как тянется к нему, стараясь быть как можно ближе, прижимаясь так, чтобы как будто навсегда.
Алексис хрипло выдыхает, стонет и кусает губы, даже не думая поправить подол сбившегося платья. Пытается инстинктивно стиснуть колени, чтобы сильней почувствовать Райана, который по-прежнему не убирает руку. Он всё ещё изучает её тело: проводит то по стройным ногам, то по упругим ягодицам широкой ладонью и наслаждается своим долгожданным трофеем. У Алексис тонкая и бархатистая, на удивление прохладная кожа. А ведь раньше он почему-то думал, что прикосновение к ней заставит его плавиться.
«Ты будешь гореть. Только чуть позже», - снова раздаётся почти неразличимый знакомый хриплый шепот, но Райан не слышит его. Уже не слышит.
Первое робкое касание давно переросло в настойчивое, требовательное, жадное движение голодных пальцев. Наверно, он делает ей больно, но время, когда можно было сожалеть, уже прошло. А он слишком долго ждал.
Райан проводит большим пальцем по подбородку Алексис и медленно наклоняется к её лицу. Как можно ближе. Настолько, чтобы поймать губами её сбивчивое «аххх…», когда он грубо берёт её между ног, с нажимом сдавливая шёлк белья и чувствительный треугольник.
Алексис всхлипывает и жарко стонет ему в рот, хрипло шепча его имя. Выгибается навстречу, и это только подстёгивает его. Он пробирается под тонкое кружево, бесстыже исследуя и словно примеряясь к такой уязвимой, восприимчивой и незащищённой сейчас плоти. Как перед выстрелом считает сердцебиение, слушает дыхание и, наконец, ловит ритм. Сейчас нужно всё сделать правильно, чтобы ей понравилось, это важно. Потому что в том, что это самый настоящий первый раз, Райан уверен совершено точно. Как и в том, что никто никогда её там не трогал.
Алексис такая мокрая, что он легко мог бы проникнуть в неё пальцами, но… нет, чёрта с два. Это привилегия его члена. Он будет первым, кто попробует её изнутри.
Грязно звучит, но Райан больше не контролирует свои действия и мысли. Он на коротком поводке первобытного инстинкта и не в силах остановиться, разорвать эти тонкие нити, по которым течёт удовольствие. Уже слишком поздно.
Они упали в кроличью нору и уже не смогут из неё выбраться.
Хотя… ложь. Они прыгнули туда добровольно.
Несмотря на то, что они зашли так далеко, он напрягается, когда замечает её пальцы на коже ремня. Да, они на грани, но всё же не за ней. Она сама должна решить.
Неожиданно он убирает руки прочь и упирается ими в стену по обеим сторонам от Алексис. Предоставляя ей эту призрачную свободу выбора, Райан смотрит выжидающе и сдержанно, хотя каждым нервом чувствует, как в отчаянной попытке вырваться внутри него сплетаются похоть и ярость. И он бы спустил их, если бы не был уверен. Но сейчас у него есть козырь: он наверняка знает, чем закончится игра.
Её руки немного дрожат, когда она начинает расстёгивать пряжку, двигаются медленно и немного скованно. Под его взглядом Алексис становится пунцовой от смущения, но она настроена решительно, и останавливаться не собирается. Резкий металлический звук и готово.
Кости брошены, ставки сделаны.
Райан легко подхватывает её и несёт в спальню. Это отнюдь не романтический жест - он сейчас в таком запале, что, собственно, любая горизонтальная поверхность подошла бы, но диван слишком мал, а из остального небогатого выбора мебели - только кровать. Да и лишить Алексис невинности на каком-нибудь газетном столике… не то, чтобы это было неправильно, но определённо неудобно. А ему нужен простор для действий.
Он плечом бьёт дверь, слышит жалобный хруст дверной ручки, но не обращает на него внимания.
Тени, звуки, мысли, слова, вина... всё исчезает, когда Алексис обволакивает его собой и тянет в сияющую темноту.
Комната наполнена тяжёлым дыханием, движением возбуждённых тел и шорохом одежды. Когда Райан успел задрать платье и стянуть нижнее бельё, он не помнит, как не помнит и тот момент, когда избавился от рубашки. Всё словно в тумане: умоляющий взгляд, страстный шепот, мерные движения, рыжие волосы, рассыпанные по бледной простыни, долгие поцелуи, жар чужого тела и её руки, скользящие по разгорячённой коже. Широко распахнутые глаза и еле слышное, смешное, наивное «такой большой», когда она сквозь ткань брюк нащупывает его возбуждение. Райан с глупой счастливой улыбкой смотрит на Алексис, однако не успевает насладиться моментом.
Когда они оба признают, что готовы, что более чем готовы, и от последнего шага их отделяют какие-то сантиметры, раздаётся резкий невыносимый звук телефона. Райан узнаёт вызов Дженни и чертыхается. Он не может не ответить, иначе она не успокоится и, в конце концов, приедет сюда. Язык Алексис скользит по его ключице, руки ласкают спину, а бёдра двигаются под ним в нетерпеливом движении, пока он трясущейся рукой нащупывает телефон.
- Малышка, секунду, секунду, - пытается он её отвлечь, чтобы восстановить дыхание. - Сейчас, сейчас, потерпи немного.
Она уступает, отпускает его, откидывается на подушку и смотрит долгим томным взглядом. Райан слепо на что-то нажимает и уже слышит в трубке голос Дженни, однако не выдерживает и прежде чем ответить, снова прикасается к губам Алексис, очерчивая языком их контур.
- Да. Нет. Я в порядке, - немного хрипло отвечает он. - Извини, я очень устал. Да. Уже спал, - лжёт он, пока Алексис целует его пальцы. - Конечно. До завтра, - о боги, это разговор длиною в вечность, скорей бы он закончился! - Спокойной ночи, Дженни. Я тоже тебя люблю.
На секунду глаза полуденного жаркого летнего неба словно мертвеют и гаснут, но последующие страстные объятья и поцелуи пытаются убедить Райана, что ничего не было. И сначала он даже не понимает, что случилось. И только потом осознаёт.
Эти невзначай брошенные четыре слова наполняют его липкой мерзостью, безжалостно уничтожая и поглощая всю магию, что была между ним и Алексис. Очаровательная колдовская иллюзия, охватившая их, рассеивается, и Райан словно видит себя со стороны: что он сделал, что собирается сделать, и понимание наполняет его отвращением к самому себе.
Иногда, чтобы прийти к чему-то окончательному и бесповоротному, нужен всего лишь маленький толчок.
И вот в один миг их волшебного мира, этой чудесной сказки больше нет.
Алексис чувствует, как он отдаляется и отчаянно пытается его вернуть. Жадно целует, обхватывает ладонями его лицо и умоляюще шепчет:
- Райан, нет, нет... Пожалуйста, не надо... Мне всё равно.
Его дорогая, солнечная, светящаяся, с невозможно очаровательными ямочками на щеках маленькая девочка.
Он её не заслуживает.

***
Он всё сделал правильно. Это верное решение и определённо самый разумный его поступок за последнее время. Конечно, сначала он облажался по полной, но сейчас… сейчас всё правильно.
Райан повторял это много раз.
Когда отрывал себя от неё, когда отворачивался и выходил прочь, когда пытался не замечать её боль и невыплаканные слёзы. Когда смотрел, как она уходит.
Только если всё правильно, почему на душе так дерьмово?
Но от душевных ран есть проверенное средство, так что вечер закончится тем же, с чего начинался.
Стакан?.. Да вы нахрен шутите?
Длинный, очень длинный глоток из горла припрятанной на случай бутылки мгновенно проникает в пустой желудок и самое главное - бьёт прямо в мозг чудесной отупляющей дозой. Теперь уже лучше, намного лучше. И главное – легче. Думать о том, что вот только что ты был счастлив рядом с самым важным для тебя человеком, а сейчас ты потерявшийся в жалости к себе неудачник.
Жизнь… такая жизнь. И почему она настолько бессердечная сука?
Он хочет Алексис, но имеет Дженни. Он не может получить и то и другое. То есть, в принципе может, но для этого нужно быть настоящим скотом и совсем не уважать Алексис. Это не его метод.
Бросить Дженни? Легче сказать, чем сделать.
«Вы можете в любой момент изменить свою жизнь».
Чёрта с два!
Он бросает теперь уже пустую бутылку в полумрак. Стекло с силой врезается в стену, рассыпаясь острыми кусками на части.
Эти грёбаные мудаки со своими говёными лозунгами ничего не знают о жизни и правилах игры. Пытаются заразить очередных наивных мистеров заурядов пустой надеждой. Верой во что-то. А вы попробуйте как он - после ежедневного созерцания смерти, ненависти, крови, насилия и снова смерти найти причину хотя бы просто просыпаться по утрам! Примерьте его обувь, и если сможете хоть день проходить в ней, если не натрёте кровавых мозолей, и это вас ни капли не изменит... Райан прямо сейчас готов поцеловать вас в зад. Но ему не придётся.
А придётся взять то, что есть. И с этим жить.
Аллилуйя, что существует алкоголь! То есть, наверно, именно для этого он и существует. На этикетке обязательно надо бы это писать. Универсальный анестетик от любого дерьма.
Особенно после того как пресловутая wonderful life тебя поимела.
А вот он Алексис так и не смог.
Поиметь.
Райан повторяет про себя это хреново «fuck» неторопливо, с оттягом, смакуя на языке, и тело тут же реагирует тяжёлой пульсацией. Он закрывает глаза, откидывается на спинку дивана, и сквозь опьянение снова рвутся мысли о ней, вспоминания о её теле, вкусе, запахе, движениях, стонах... о её руке на его члене...
Твою мать, ну какого х...?
Нет-нет-нет, брат, давай вот только не сейчас!
Чёрт! Наверно, он действительно в стельку, раз начал разговаривать со своим дружком. Эта бутылка всё же его добила, крепкое пойло: в голове шумит, всё расплывается, но хуже всего то, что у него снова стояк и он никак не может с этим справиться.
Ему нужен холодный душ.
Полуголый Райан с усилием поднимается и, чуть шатаясь, бредёт в ванную. Нащупывает кран, включает воду и автоматически тянется к ремню. Он всё ещё расстёгнут...
Алексис так смущалась, когда это делала. И так мило краснела.
Даже после того, как раздвинула перед ним ноги и позволила ему делать всё, что он захочет.
А ведь у Райана никогда не было девственниц. Наверно, это не так... удовлетворяюще, но откуда ему знать? У него вообще было мало женщин. Родители воспитали в нём уважение к противоположному полу и чужим чувствам, и он всегда сдавал назад, даже если его провоцировали. Эспо клеил всех без разбору, а он носился со своими принципами-моралью-порядочностью и ждал ту самую.
И он катастрофически, фатально ошибся, полагая, что это Дженни.
Может быть, он и жил бы с ней счастливо долгие годы.
Если бы не было Алексис. Если бы он не узнал её. Не попробовал.
Твою мать, она действительно нечто совершенно особенное!
Как он мог отказаться от неё? Как мог, когда так хотел?
Всё ещё хочет…
Это невозможно, немыслимо. Опять думать о ней. Вспоминать её глаза, руки, губы, её тонкую кожу под пальцами. Снова мучить себя острыми невыносимыми воспоминаниями. Чувствовать, как возбуждение терзает его, рвёт его на части, причиняя почти физическую боль.
Райан стягивает с себя оставшуюся одежду и подставляет лицо под прохладные струи. Никакого облегчения.
Ни-че-го.
Алексис там, внутри. Просочилась в его голову, душу, сердце, кровь… и невозможно от неё освободиться.
Но он должен что-то предпринять. Сбросить это чёртово напряжение. Избавиться от ненависти к себе. Потому что он действительно ненавидит. За то, что не сделал с ней того, чего так хотел. Всех этих порочных, безнравственных, аморальных, грязных вещей.
А ведь она была не против.
Она хотела. Подталкивала. В конце концов, сама пришла к нему и знала зачем.
И ей нравилось... так нравилось, когда он её трогал, когда скользил по её сладкой маленькой щели. Она была такой мокрой… И готовой для него. Целиком и полностью. Он чувствовал исходящий от неё запах влаги и возбуждения, и это лишало его рассудка.
Блядь, да это просто сводило его с ума!
Райан не заметил, как рука, которая совсем недавно прикасалась к ней, сама легла на твёрдую пульсирующую плоть и стала ритмично двигаться. Те же пальцы… они всё ещё покрыты её смазкой.
Такая маленькая… мокрая… горячая… невинная… жаждущая его ласк, пальцев, рта…
...да, это первое чтобы он сделал – развёл ноги и скользнул в неё языком… ласкал, лизал, дразнил до тех пор, пока она не стала бы умолять, жадно вцепившись ему в волосы…
и он бы заставил её помучиться, немного, совсем немного... не так, как она мучила его всё это время...
но, в конце концов, он бы это сделал… толкнулся в неё медленным тягучим движением...
да... так....чувствовать как она плотно обхватывает его... ей немного больно, но он не останавливается... двигается быстрее... и быстрее... чтобы наполнить её собой...
заставить выгибаться, просить, заклинать...
рвать из её груди приглушённый крик и наслаждаться волшебным звучанием...
чтобы умоляла делать это с ней...
снова...
и снова...
закрыть её рот своим... её горячий влажный рот...
а когда она привыкла бы к нему... раскрылась...
вынудить… приказать… просить… умолять...
перевернуть на живот, поставить на колени... прогнуть под себя
снова войти... смотреть как она его принимает... уже готовая, уже исправленная для него... обильно смазанная, но всё ещё восхитительно тугая...
схватить в пригоршню, намотать на руку эти её рассыпанные длинные пряди...
трахать ритмично, жёстко, глубоко, до самого дна... на полную...
смотреть как она выгибается, стонет на его члене, покрытом потёками её первой крови...
брать... порабощать... поглощать... рвать на части...
узкая... тугая... мокрая... щель... невинная... больше нет... скользкая... глубже... вот так... ещё... сильнее...
Райан теряет последние остатки воздуха и с низким хриплым стоном, переходящим в рычание, кончает. Пытается восстановить дыхание и унять безумно бьющееся сердце. Опирается на скользкую стену, и пока жёсткие струи бьют его по спине, в каком-то оцепенении наблюдает, как вода смывает с кафеля густые белые капли.
Никакого облегчения. Снова боль. Снова ослепляющее опустошение.
Бесконечность.
Райан поднимает глаза и видит отражение в зеркале. Лицо чужака с истерзанными глазами. Лицо безумца.
Но может… может быть, это и есть выход? Оставить её в голове, душе, сердце, крови...
И иногда... иногда быть с ней вот так.
Что он делает? Что он нахуй делает?
Посмотрите на него. Как какой-то старшеклассник стоит в душе и дрочит на понравившуюся ему девочку. Жалкое зрелище.
Она сводит его с ума.
ОНА ПРОСТО НАХРЕН СВОДИТ ЕГО БЛЯДЬ С УМА!
Он должен избавиться от неё, прекратить затапливающее его безумие, взять под контроль, пока оно не уничтожило его. Он сможет, потому что это чувства, это всего лишь чувства, и они пройдут. Нужно только подождать.
Время. Немного времени, и он снова будет в порядке.
Да. Вот так. В порядке.
Он принял решение и не отступит от него.
Завтра он оденет фальшивое хладнокровие, идеально выглаженный костюм, и снова будет былым Райаном: самым честным, добропорядочным и высоконравственным копом 12 участка.
А сейчас... Оставляя на полу водяные следы, он идёт в тёмную комнату. Ложится мокрым животом и опять болезненно напряжённым членом на смятые простыни, которые всё ещё хранят её след и снова представляет себя с ней.

***
Заставить себя разлепить глаза, как же это чертовски сложно! Дневной свет атакует рецепторы, вызывая тупую боль и вынуждая снова зарываться лицом в подушку в поисках спасения от долбаного оркестра ударных, поселившегося в голове. Будильник сработал во второй раз, за что со сна был необдуманно отброшен в сторону и теперь в качестве расплаты за содеянное через равные промежутки времени бешено вопит где-то в комнате. Это к лучшему, конечно. Есть причина наконец-то подняться с кровати. Работа, обязанности, долг копа, ответственность… сейчас всё это где-то далеко и призрачно. А вот проклятый будильник является единственно важной и реальной вещью. Что касается всего остального, вселенная смело может засунуть его себе в…
- Ладно! Ладно! Иду. Заткнись ты уже, - хрипло каркает Райан чужим голосом и тут же закашливается. После ночи в компании Джека глотка напоминает выжженную пустыню, а язык превратился в кусок наждака. Пить хочется зверски.
Райан с усилием приподнимается, словно преодолевая повышенную гравитацию, и медленно садится на край кровати. К горлу подкатывает тошнота, но хуже всего не это, а бесконечная пульсация в висках, настолько сильная, что кажется, будто она грозит взорвать мозг нахрен. Райан с силой сжимает голову, пальцами ощущая под кожей ритмичные толчки крови, и сквозь туман боли прорывается мысль, что где-то в тумбочке валяется алкозельцер и если добраться до неё, то у него есть все шансы выжить этим утром. Как в замедленной съёмке он встаёт, при этом скомканная простыня соскальзывает на пол, и в этот момент с удивлением обнаруживает, что совершенно обнажён. Он хмурится, с трудом вспоминая прошлую ночь, её события беспорядочными обрывками кружатся в спутанном сознании и Райан неуверенно оборачивается на пустую смятую постель, растерянно смотрит вокруг и в какой-то момент думает, что всё случившееся лишь игра его воображения. Пока не замечает сломанную ручку, выбитую дверь и осколки стекла в гостиной.
Воспоминания бьют наотмашь.
Нетвёрдой походкой Райан бредёт спотыкаясь в ванну, где его шумно и долго выворачивает, как ему кажется, наизнанку. Наконец, он тыльной стороной ладони вытирает мокрый рот, цепляется за край раковины, соскальзывает и с трудом поднимается.
Он долго и тщательно приводит себя в порядок, прежде чем ехать в участок.
Сначала ему наивно кажется, что он всё же смог обмануть окружающих, но при взгляде на него лицо Эспо сочувственно вытягивается, Бекетт предлагает ему свой кофе а потом всё становится совсем плохо, потому что из лифта выходит улыбающийся Касл, заговорщицки подмигивает, наклоняется и тихо шепчет:
- Сдаётся мне, я хорошо знаю природу твоего недомогания. Кажется, кто-то уже начал репетировать свой мальчишник, причём без нас. Но имей в виду, у нас с Эспозито на это мероприятие большие планы.
Райан не смотрит Каслу в глаза, больше всего на свете он хочет оказаться как можно дальше отсюда, чувство стыда и вины грызёт изнутри и он просто счастлив, когда Бекетт сообщает об очередном деле и необходимости срочно ехать на место преступления.
Некоторое время Райану удаётся избегать общества Касла. Правда, с каждой минутой это становится всё труднее, а в какой-то момент и вовсе возникает соблазн заговорить с ним самому. Чтобы ненароком узнать как она. Он понятия не имеет как там Алексис - никаких вестей о ней. Не то чтобы Райан ждал, что она позвонит и уж точно не после того, как он так унизил её. Но…
Ему важно знать, ему нужно знать, что она в порядке.
Когда Касл невзначай сообщает новость, Райан непринуждённо улыбается, хотя в это же время пытается заново учиться дышать:
- Да, Райан, я тебя хотел предупредить насчёт свадьбы. Я по-прежнему буду плюс один, но не с Алексис, она не сможет прийти. Она выбирала в магазине платье и случайно познакомилась с каким-то парнем, вроде как благовоспитанным и порядочным, и у него оказались два билета на частную вечеринку с участием Леди Гаги. В общем, они вроде как встречаются и идут туда вместе, а вечеринка совпадает по времени со свадьбой… короче, я приду с Бекетт. Но ведь это не имеет особого значения, верно?
Конечно. Совершенно никакого.
Касл уходит, но Райан не останавливается, продолжает игру так, чтобы все окружающие могли видеть перед собой счастливого будущего молодожёна, пребывающего в предсвадебной эйфории и поначалу даже не замечает как держит улыбку. Он надевает её автоматически, наряду с кобурой или значком и только потом уже сознательно совершенствует, добавляя по капле убедительности и искренности. Райан к ней привыкает, хотя каждым мускулом ощущает, как она ломает его лицо, словно лёд трескается по краю омута. Ощущения реальны для него настолько, что в этот момент ему кажется, будто ещё немного и раздастся режущий нервы хруст. Но он пребывает в отвратительной готовности идти на подобную жертву, улыбается снова и снова, стараясь носить свою маску тщательно и аккуратно.
Момент, когда Райан возвращается в свою холостяцкую квартиру, является лучшей частью дня.
Закрыв глаза, он долго стоит в душе, и пока вода стекает по его лицу, пытается представить, как она смывает не только грязь и пот, но и всё нервное напряжение, неотступно преследующее его вот уже столько времени. Потом он обматывается полотенцем, идёт на кухню и достаёт из бумажного пакета только что купленную бутылку, какое-то время держит с сомнением в руках, однако передумывает открывать и убирает в шкаф. Вместо этого Райан заваривает крепкий кофе, наливает большую чашку и ждёт когда он немного остынет, в задумчивости то перебирая пальцами по глиняной ручке, то проводя рукой по всё ещё мокрым чуть вьющимся волосам.
Он пьёт длинными долгими глотками, откинувшись на спинку стула, и наблюдает в окно, как сгущающиеся сумерки понемногу крадут вечерний свет, заставляя тени удлиняться, а звуки гаснуть в ночной тишине.
Он думает, как ему быть дальше.
Одно дело скрывать чувства от других, но совсем другое – изворачиваться и лгать себе. Как долго он сможет притворяться, что всё о’кей, всё в порядке, всё идёт по плану, прежде чем слететь с катушек? Конечно, если долго и упорно твердить одно и то же, то со временем начинаешь думать, что наконец-то ты подавил это, подчинил, научился контролировать. Но Райан слишком много повидал, чтобы верить в подобные вещи. Он как никто знает, что никакая преграда не в состоянии стоять вечно, с каким бы рвением и старанием не была выстроена. Придёт время и она обрушится. Сдерживаемые эмоции и чувства вырвутся наружу, и тогда уж пощады не жди: они будут рвать тебя безжалостно и методично, подобно стае гиен.
Никто, никто не сможет вечно самому себе наступать на горло.
Ему нужно признать очевидное – он влюблён в Алексис.
Он действительно, будь оно всё проклято, влюблён.
Райан аккуратно ставит в мойку кружку с остатками кофе и идёт через темноту в спальню, где с того момента как Алексис ушла, ничего не изменилось. Полотенце падает на пол, Райан ложится на кровать и осторожно вытягивается, пытаясь почувствовать, поймать обнажённой кожей хрупкие видения.
Руки слепо шарят по постели восстанавливая, представляя, придумывая утерянный образ, контур тела, его плавные изгибы. Он боится это потерять, боится, что стерва-память вытравит эти воспоминания так же как она делала до этого с другими - важными для него, но невозможно больно ранящими.
Он не может отдать их. Это всё, что у него осталось.
Тень её улыбки… эхо шагов… отзвук горячего шепота… призрачное ощущение тепла её кожи… ягодный вкус губ на языке… отголосок мольбы и хриплое срывающееся «Райан»… сладкий дурманящий запах её возбуждения…
Он думал, что алкоголь притупил память, но на самом деле он помнит. Слишком хорошо помнит, судя по тому как реагирует его тело.
Желание ломает, подминает волю, скулит под кожей оголодавшей бездомной псиной и просится на свободу.
На самом деле выбор не так уж и сложен.
В прошлый раз он был пьян в стельку, но сейчас он идёт на это сознательно…
Райан засыпает на липких простынях с мыслями о том как, чёрт его побери, он мог вляпаться в такое дерьмо.

***
Хэппи-эндов не бывает. В жизни их не бывает, и с этим нужно смириться. Он давно не наивный ребёнок, чтобы верить в сказки или чудесное провидение, так что сейчас единственное что ему нужно - просто попытаться жить дальше.
Он старается уйти в работу с головой, потонуть в проклятой рутине, но не выходит.
Совершенно идиотское дело о каком-то горе-пикапере, убитом, скорее всего, очередной его жертвой. Сукин сын был дотошным, делал фото каждой попавшейся ему в лапы девушки, так что теперь на столе лежит внушительных размеров альбом с кучей фотографий красоток в неглиже. Понятное дело, что Эспо с Каслом перелопатили данный фолиант уже не один раз, но ему как-то не до этого.
Ему не до чего – на душе муторно, в голове бардак, а тело предательски ноет в ожидании новой дозы.
Райана почти не тошнит от себя, когда он делает это в дальней кабинке туалета, пока другие копы входят, выходят, громко переговариваются и в духе мужской солидарности подначивают друг друга. Ему на них плевать. Сейчас он представляет как Алексис отсасывает у него, с готовностью и глубоко принимая, а потом насаживается на его член и грязно стонет.
На короткие пять минут ему хорошо.
Однако все знают, что заткнуть пасть подлинного голода очередной подачкой можно лишь на короткое время. Райан делает вид, что донельзя занят, обложившись кипой бумаг, но слова сыпятся перед глазами, а руки подрагивают от напряжения. Нормально работать он не может и хорошо, что его прикрывает напарник. Остальную часть дня они колесят по городу, пока Эспо собирает документы, наводит справки и опрашивает людей.
Вечером они как обычно расходятся перед лифтом и разъезжаются по домам. Во всяком случае, первоначальный план был такой.
Сидеть в машине около её дома - верх идиотизма, но всем, включая самого Райана, давно понятно, что он сейчас не образец здравомыслия. Так что если уж срываться, то лететь с рвущим лёгкие криком в самые глубины, сполна наслаждаясь моментом.
Темнота наступает вяло и слишком медленно, но Райану не привыкать - он провёл в наблюдении годы, так что многочасовая слежка его не пугает. Его больше беспокоят собственные реакции на знакомый шорох когтистых крыльев, который тут же раздаётся в его голове, как только он видит Алесис, шагающую рядом с милым мальчиком лет двадцати.
Мальчику хочется наступить на горло и вырезать сердце. Но для начала лучше б себе.
А когда они поднимаются наверх и Райан представляет, как тот её трогает, ад открывается перед ним во всём своём сияющем великолепии.
Голубые глаза детектива неотрывно смотрят на окна знакомой квартиры. Со смешением страха и боли он ждёт, что в её комнате погаснет свет и когда он действительно гаснет, ему хочется выпотрошить из себя всё то, что делает его человеком. Нужно прекращать это, уехать прямо сейчас, пока не поздно и он не наделал глупостей, но Райан только прикрывает веки и крепче вцепляется в руль. Короткие мгновения он сидит, сосредоточенно слушая собственное дыхание, и почти пропускает мальчишку, который спускается по ступеням с большим плоским свёртком в руках, кажется, какой-то картиной.
Алексис провожает его, закутавшись в тёплую кофту, и приветливо машет ему выглядывающей из длинного шерстяного рукава ладошкой.
Облегчение накрывает Райана горячей волной и поначалу он не видит, как Алексис переводит взгляд и замечает сначала машину а потом и его. Она смотрит долго и пристально прежде чем сделать один шаг, затем другой. Райан завороженно наблюдает за ней, но когда она ступает на мостовую, трусливо выжимает сцепление и с надсадным рёвом мотора уносится в ночь, оставив Алексис одиноко стоять на пустой улице.
Входная дверь снова не поддаётся и Райан со злостью толкает её. Идёт на кухню, лезет в верхний ящик и берёт толстый стакан и бутылку с янтарной жидкостью. Никаких сомнений – самое время.
Телефон пищит в кармане и Райан достаёт его, читая новое сообщение.
«Не нужно прятаться. Приходите и я впущу вас.»
Он обессилено опирается о стол, наливает полный стакан и выпивает его залпом, прикрывая глаза.
… я впущу вас…
Она всё ещё его. Готова делать всё, что он захочет. Стоит только попросить. Всего лишь сказать «впусти» и она послушно примет.
Райана накрывает только от одной мысли об этом.
Первую половину ночи он пьёт а вторую пытается заснуть, но получается это у него откровенно хреново. Знание того, что всё пройдёт, пройдёт и это совершенно не способствуют облегчению всего того дерьма, что свалилось на него. Сейчас он как никогда ясно понимает, что не получит Алексис никогда и не потому, что не будет возможности, а потому, что они оба потеряли голову, и из них двоих именно Райан тот, кто должен принять сильное решение. Грёбаная ответственность! В этот момент Райан ненавидит её сильней, чем обычно. Он вспоминает, что не общался с Дженни весь день и не звонил ей вечером, и с оглушающим чувством вины Райан понимает, что не хочет, просто не может слышать сейчас её голос. Мысли о предстоящей свадьбе душат и в обрывках кошмаров, в которые он время от времени проваливается, ему снится, что под марш Мендельсона его постепенно зарывают в землю.
Райан тонет.
Утро встречает его больной головой и мутной дымкой сонного города.
В участке аврал, народ загружен под завязку и Райан получает нагоняй от шефа за наплевательское отношение к работе в последнее время. Всё же стоит заняться этим дурацким делом о полуголых девицах. Деваться всё равно некуда.
Альбом всё ещё лежит на его столе.
Где-то на тридцатой странице Райан видит фотографию Дженни.